|
|
|
л
лШкола
Сидлина╗. Это
название
круга
учеников
Осипа
Абрамовича
Сидлина
появилось в
последние
годы и своим
появлением
обязано
тому, что
пришла пора лписать
историю╗.
Историю
ленинградского
искусства 50-70-х
годов, когда,
напольно
или
подпольно,
оно
переживало
один из
своих
взлетов.
Искусство
этого
периода,
вскормленное
энтузиазмом
поисков,
самоутверждения,
ломки
тесных
рамок
официоза,
дало немало
замечательных
имен Ц как в лсоюзовской╗
среде, так и в
среде
андеграунда.
Это Ц время
активного
освоения
западноевропейского
опыта.
Сначала Ц по
эрмитажным
впечатлениям
(в Эрмитаже
открылись
залы
французского
искусства
конца ХIХ
Ц начала ХХ
века), позже Ц
по
журнальным
репродукциям.
В обилии
новаций
было много
талантливого
Ц и много
вторичного.
То, что
вызывало
восторги у
необычайно
разросшейся
в 70-е годы
прослойки
любителей
современного
искусства,
сейчас
зачастую
воспринимается
с иронией Ц и
даже
неловкостью.
Но лперекосы╗
в оценке
работ
современников
Ц явление
нормальное,
и отражают
скорее
температуру
общественного
настроения,
нежели
эстетическое
восприятие.
Творчество
художников,
которых мы
сейчас
называем лШколой
Сидлина╗, не
подверглось
переоценке
за минувшие
десятилетия.
Оно
остается
одним из
самых
значительных
Ц и, пожалуй,
самым
загадочным
явлением
ленинградской
живописи. И
это Ц при
редкой в
искусстве
этого
периода
простоте
сюжетов (в
основном,
натюрморты).
На фоне лмногозначительных╗
творений
постсюрреалистов
и других лэффектных
направлений╗
ленинградского
андеграунда
работы
сидлинцев
выглядят
анахронизмом.
И тем не
менее сразу
вызывают
даже в
несочувствующем
зрителе
некую
настороженность:
лЧто-то не
так╗. Скупая,
неяркая
цветовая
гамма,
скупой
набор
изображенных
предметов,
полное
отсутствие
попыток лудивить╗.
И Ц
невольное
магнетическое
притяжение,
которое
испытывает
даже
неискушенный
зритель у
этих картин.
Притяжение
столь же
сильное,
сколь
необъяснимое.
В том-то и
состоит
суть
сидлинского
лвоспитания╗,
что
живопись
говорит
только
собственным
языком,
непереводимом
на язык
литературно-ассоциативный.
И говорит
столь
выразительно,
что
окружающие
"эффектные"
работы
выявляют
свою
пустоту. (лЕсли
Сидлин
работу
ученика
называл
красивой,
значит, она
плохая╗ - Ю.Нашивочников)
Этот
удивительный
человек
посвятил
живописи
всю свою
жизнь,
ничего не
оставив лдля
себя╗.
Понятий лдостаток,
налаженный
быт, карьера,
слава╗ для
него не
существовало.
Только Ц
живопись. А
это Ц
собственное
творчество
и
творчество
учеников.
Свои (весьма
своеобразные!)
представления
о жизни
настоящего
художника
Сидлин
пытался
передать и
ученикам. По
Сидлину,
работы не
следует
подписывать.
Ни в коем
случае не
следует
выставлять.
Ну, а о
продаже
тогда и речь
не заходила.
Главное Ц
работать, лдобиваться
трудом и
потом, плюс
ум, зрение и
чутье. Делай
до тех пор,
пока не
получится
то, что надо╗.
И: лвсе равно
ты живопись
не бросишь, у
тебя это в
крови и в
голове, и
будешь
заниматься
живописью
до конца, вот
увидишь╗ (из
воспоминаний
А.Михайловского).
Все
это создало
атмосферу лсектанства╗
сидлинской
студии, куда
приходили
лишь лпосвященные╗
и
занимались
не столько
личным
делом,
сколько
общим Ц
постижением
таинства
живописи.
Шаг за шагом.
И всю жизнь.
Осип
Абрамович
Сидлин,
проучившись
6 лет на
живописном
факультете
ВХУТЕИНА (ныне
Институт им.
И.Е.Репина), в 1936
году вышел
из
института лбез
выполнения
дипломной
работы╗.
Директор И.И.
Бродский
счел работу
Сидлина лне в
стиле и не в
духе╗, и
переделки
не
составили
бы для
выпускника
особого
труда. Но
Сидлина
смолоду
отличала
абсолютная
преданность
собственному
чувству
живописного.
лЯ
согласен:
там на
холсте
неудача с
рукой, но я Ц
живописец, а
она вписана
как цвет╗. И:
лЧерт с ним, с
дипломом, и
без него
можно жить Ц
руки, голова
есть╗.
Так
Сидлин стал
преподавателем.
И, как знать Ц
быть может, в
этом была
Судьба,
потому что,
вполне и
счастливо
реализовав
себя в жизне-живописи,
он воспитал
группу
талантливых
художников,
раскрыв в
них всю
полноту
дарований,
которая в
иных
условиях
могла бы и не
проявиться.
С
1935 года Осип
Абрамович
Сидлин Ц
преподаватель
Изостудии в
Доме
культуры им.
Капранова.
На занятия
собирался
народ
пестрый.
Большинство
приходило с
целью
подготовки
к
поступлению
в
художественные
вузы.
Приходили и
люди
постарше,
чтобы
работать лдля
себя╗, из
любви и
интереса к
живописи. Со
временем
стало
появляться
множество
знакомых и
родственников
учеников,
которых
приводили лза
руку╗ к
необычному
учителю. Как
в любой
студии, при
вступлении
полагалось
показать
работы.
Сидлин, по
воспоминаниям
А.Головастова,
их лважно
рассматривал╗.
В приеме
обычно не
отказывал.
Можно было,
впрочем, и
вообще не
предъявлять
работ (если
их не было), а
просто
приходить и
заниматься.
При этой
внешней
демократии
отбор в
студию был
невероятно
жестким Ц
сама
атмосфера
сидлинской
школы, его
непривычная
система лотбирала╗
только лсвоих╗,
близких по
крови. Чужие
Ц не
выдерживали
и уходили
сами.
Сам
принцип
работы у
Сидлина
строился на лколлективности╗
успеха.
Удачная
работа,
удачный ход
на холсте
одного из
студийцев
становились
достоянием
всех: Сидлин
показывал,
объяснял,
призывал
вместе
порадоваться
живописной
находке. Все
и
радовались.
Возможно,
этим
воспитывался
не только
вкус, чутье к
талантливому,
но и умение
преодолеть
обычную у
художников
творческую
зависть.
Вероятно, с
той же
соборностью
в
творчестве
студийцев
связан
постоянный
призыв
Сидлина не
подписывать
свои работы.
Все Ц на
алтарь
живописи, во
имя ее
постижения.
Удача Ц
радость для
любого
посвященного.
Чья удача Ц
не суть
важно.
Так
и остались
многие
работы без
подписи.
Авторство
устанавливаем
по
воспоминаниям
студийцев.
Иногда в
работах что-то
лтронуто╗
Учителем.
Для Сидлина
и это не
важно. Важен
результат. (лЕсли
ты
чувствуешь,
что этим
последним
мазком
выйдешь из
исходных
колеров в их
цветовое
отношение,
но для этого
у тебя нет
нужной
краски, - лворуй╗
у соседа. Я
прощу. И Бог
тоже╗. О.Сидлин)
Сидлин
не давал
готовых
рецептов и
приемов.
Может,
поэтому лученикам
казалось,
что он
говорил им
слишком
мало╗ (Н.Тореева).
Он давал
самое
главное Ц
ощущение
живописи и
своих
отношений с
ней. лГениальный
находит
свой путь,
как писать.
Только
ремесленнику
все ясно,
даже срок,
когда
работа
будет
закончена╗. Задача
была
поставлена.
Ради
живописи, во
имя
живописи
надо
растить в
себе
гениальность
лизо всех сил╗.
Именно Ц не
ради себя (славы-почета-заработка),
а ради
живописи
как некоего
кумира. Не
карьера, но
служение. И
именно в
силу
отсутствия
рецептов
система
Сидлина
позволяла
каждому
идти к
Живописи
своим путем.
лПрислушиваться
к себе╗ было
так же важно
в этой
системе, как
и лприслушиваться
к холсту╗,
исполняя
его
требования.
лНадо
писать свой
холст╗.
В Школе
Сидлина
термин лцветовые
отношения╗
обретал
характер
универсальный.
Отношения
цветов
выстраивались
столь же
тонко и
сложно, как
человеческие
отношения,
где
гармония не
есть сумма
составляющих
(исходных
данных), но
именно
возникающее
между ними лтретье╗.
Краски, как
люди,
способны
уживаться Ц
и не
уживаться,
враждовать,
дружить.
Наконец, им
доступно
такое
состояние
отношений,
которое
можно
сравнить с
любовью,
когда от
соприкосновения,
контакта
оба цвета,
отнюдь не лкрасивые╗
изначально,
преображаются,
расцветают,
светятся.
Здесь не
подобие
света,
данное
яркими
красками, но
свет
внутренний,
глубокий,
завораживающий
своей
неожиданностью.
В сущности,
это
состояние
внутреннего
света,
живого
взаимодействия
всех
цветовых
пятен,
живущих
рядом, и есть
высшая цель
художника.
Труднодостижимая.
лВ
Академии
указывают,
какой
краской
делать тело.
Школа. Знают,
чем начать,
чем кончить.
Художник же
мучается,
ищет╗.
Работ
Сидлина
сохранилось
немного. По
воле Осипа
Абрамовича
холсты
после его
смерти были
уничтожены.
Сохранились
немногие Ц и
то случайно.
Впрочем, при
жизни своей
Ц и своих
работ Ц
Сидлин не
показывал
их не только
на
выставках,
но и
ученикам. лДаже
его старые лсдовоенные╗
ученики
увидели
работы
учителя
только
после его
смертиФ (А.Басин)
лСвои работы
Иосиф
Абрамович
нам никогда
не
показывал.
Но нас это и
не
волновало.
Мы его
обожествляли
и так, нам не
нужно было
никакого
материального
подтверждения
этому.Ф (Н.Тореева)
Сидлин
действительно
был лзагадочной
личностью╗ (лОн
был
нераспознан
и не
укладывался
в общие
понятия о
человеке╗ Ц
Н.Тореева).
Тем более не
укладывался
в общие
понятия о
художнике с
непременным
авторским
тщеславием.
Он
занимался
живописью лдля
себя╗ Ц
причем
занимался с
предельной
преданностью,
страстью, в
непрерывном
поиске.
Кажется, те
маленькие
открытия,
которые
совершались
им и его
учениками в
повседневном
творческом
процессе,
были для
него важнее,
чем лувековечивание╗
результата.
Его обычное
напутствие
ученикам:
лНе
получилось,
уничтожь╗,
по
отношению к
собственным
работам
приобрело
радикальную
форму:
уничтожить
все.
Поклоняясь
Живописи Ц и
посвятив
всю жизнь
служению ей,
он
полностью
преодолел
собственное
самолюбие.
Собственно,
к этому же
призывал и
учеников,
советуя им
никогда не
подписывать
холсты.
Как
формируется
Школа? Не
учебное
заведение,
которое
покидают,
пройдя
определенный
программой
курс, но
Школа, в
которой
учатся-работают
долгие годы.
Феномен
настоящей
Школы,
особенно в
стремительном
(и довольно
прагматичном)
ХХ веке -
явление
столь же
редкое,
сколь
появление
крупной,
цельной
Личности.
Именно
Личность,
способная
притягивать
и убеждать
своим
авторитетом,
формирует
Школу.
Образованность,
талант
педагога -
это уже
приложения.
Но
и ученики в
подобной
Школе - не
случайные.
Помимо веры
в Учителя,
преданности
ему, они
должны
обладать
хотя бы
долей его
подвижничества.
Т.е. и в них
момент
личностности
- необходим. И
все же
зачастую
Учитель - не
только свет,
но и
изрядная
доля тени. В
которой
рост
учеников
затруднен.
Общение с
Личностью -
это
роскошь,
за которую
нередко
приходится
расплачиваться.
В
Школе
Сидлина
непостижимым
образом
происходило
не только
обучение, но
формирование,
развитие
личностей.
Столь же
разных, как
их
живописная
манера.
лВытаскивая╗
дар из
художника,
сидлинская
система лвытаскивает╗
дар и из
зрителя. А
так как дар Ц
вещь вообще
очень
редкая, то
круг
ценителей
сидлинской
школы не
может быть
широк. Это Ц
живопись
для
талантливого
глаза, для
гурмана. Для
музеев,
коллекционеров,
людей с
тонко
развитым
вкусом.
Вероятно,
Сидлин с его
горьким лк
сожалению,
народу
нравится
плохое╗ все
это понимал.
И не тратил
времени на
разбрасывание
бисера, а
занимался
своим
любимым
делом.
Лариса
СКОБКИНА
/фрагменты
из книги
"Школа
Сидлина".
СПб,
2001/
|